Покровская слобода, позже ставшая городом Покровском, получила свое имя от церкви в честь Покрова Божией Матери. Это был первый и самый любимый храм в городе. Его уничтожили в 1930-х годах — так же, как и пять других церквей в Покровске, ставшем к тому времени Энгельсом. В течение двадцати лет в городе не было храма.
Покровский храм
«Теперь на левой стороне Волги не имеется ни одной церкви. До Балакова — 120 км, Пугачева — 250 км, Ершова — 200 км, до Алгая — 240 км, и все эти районы совершенно отрезаны от мест церковных служений, что и способствует распространению ересей и самочинных служений случайных лиц мужского и женского пола, выдающих себя за наставников и совершающих даже обряды». Так описывает ситуацию в духовной жизни города Энгельса в начале 50-х годов письмо жителей города, ходатайствующих об открытии храма. Чтобы причаститься Святых Тайн или просто побывать за праздничным богослужением, христианам приходилось пускаться в трудный и долгий путь в Саратов, где с 1940-х годов действовали две церкви. Заметим, что в те времена еще не был выстроен мост, соединявший правый и левый берега Волги. Путь в храм для покровчан был не только долог и труден, но порой и весьма опасен — особенно накануне Пасхи, по неверному весеннему льду…
Духовная жизнь в городе не прекратилась и во времена, когда Покровск лишили храмов. Тому свидетельство — многочисленные подписи на многих и многих ходатайствах об открытии церкви. Известно, что иногда богослужения совершались в домах верующих — что, по тем временам, могло плохо кончиться и для хозяев дома, и для всех участников «незаконного антисоветского сборища».
В 1950-е годы гонения на Церковь несколько ослабли, однако не в той мере, чтобы можно было открывать храмы. Решение об открытии прихода формально принимал Патриарх на основании рапорта от епархиального Преосвященного, а в действительности все решал уполномоченный по делам религий. Сейчас почти невозможно представить, каких сил стоило открытие нового прихода. «Наличие в местности здания бывшей церкви не может служить основанием к возбуждению ходатайства»,— гласил советский закон. А если только начиналось какое-то движение в народе, указывающее на появление церковной общины, в ход шел «административный ресурс». Например, в городе Энгельсе к началу 1954 года пожарная служба запретила всякие собрания в домах верующих, ссылаясь на пожарную безопасность. Но вот как раз эта мера и вызвала целый поток писем христиан, хотевших, чтоб в городе был храм.
Об открытии прихода в Энгельсе впервые ходатайствовал перед Святейшим Патриархом Алексием I Архиепископ Саратовский и Вольский Гурий. В марте 1954 года ему пришел ответ: «Требуется по вопросу об открытии прихода по просьбе верующих доклад Архиепископа с указанием на особые мотивы, требующие этого открытия». Потребовался еще целый год накопления материалов, свидетельствующих о наличии «мотивов». По преимуществу, эти материалы — все те же письма, говорящие про «большие трудности и даже совершенные невозможности» причаститься и исповедоваться «для тех из христиан, которые находятся в болезненном состоянии». Очевидно, последним, решительным аргументом в пользу открытия прихода были постоянно повторяющиеся сообщения о том, что в городе Энгельсе распространяется баптистское движение. А баптисты считались «агентами НАТО».
Лишь через год после начала хлопот об открытии храма, в апреле 1955 года, Епископ Саратовский и Балашовский Вениамин (Милов) смог направить в Энгельс священника для окормления православного народа. Этим священником стал отец Игорь Мальцев, впоследствии — протоиерей, клирик Ярославской епархии. Отцу Игорю было предписано совершать «на домах и кладбищах индивидуальные требы по частной просьбе».
А в июне этого года было куплено здание, обычный дом, невдалеке от железнодорожной станции Покровск, и уже велись необходимые строительные работы: пристраивалась алтарная абсида, сторожка, купол. Покровская церковь — это своего рода памятник недолгому, но столь запомнившемуся Саратовской епархии правлению Епископа Вениамина (Милова).
В скором времени внешний облик Покровского молитвенного дома сильно переменился благодаря трудам старосты, Евгения Николаевича Яркового, одного из немногих церковных старост той поры, которого вспоминают с благодарностью. Покровчане участвовали в строительстве храма как в общем для всех и необходимом для каждого деле. Стройка велась по ночам: власть не давала на нее разрешение. К 1956 году площадь храма увеличилась вдвое, а молодой священник Георгий Лысенко, назначенный настоятелем церкви, оказался тем самым добрым пастырем, которого давно уже ждал Покровск.
Власти предержащие встревожились. Было организовано «дело о незаконном строительстве», в результате которого староста и несколько сотрудников Епархиального управления, участвовавшие в строительстве храма, были уволены. Митрополиту Вениамину (Федченкову) стоило немалых сил спасти отца Георгия от суда, а церковь — от закрытия и уничтожения. Строили ее действительно незаконно — ведь советский закон не позволял расширять имеющиеся площади «культовых помещений».
Впрочем, и после этих событий, вплоть до прекращения гонений, в Покровский храм приходили не только жители Энгельса, но и многие саратовцы — особенно те, кто занимал сколь-нибудь заметное положение. Храм стоял как бы «на отшибе» — и здесь с меньшей долей риска можно было попасть «на карандаш» к уполномоченному. В хоре Покровского храма порой пели лучшие голоса саратовской оперы и консерватории. Особенно же количество саратовцев увеличивалось во времена очередной антирелигиозной кампании, когда в Саратове принимались особо жесткие меры к церковным певцам. В Энгельс же доходил только слабый отзвук.
В 1976 году среди дров, хранившихся в подсобных помещениях церкви, была найдена икона Божией Матери «Взыскание погибших душ». Отец Георгий Лысенко, высоко подняв над головой образ, внес его в храм. Люди, услышав об иконе, приезжали издалека, чтобы поклониться ей. Советское законодательство решительно воспрещало почитание святых мощей и чудотворных икон — и этот случай дал новый повод для репрессий против Покровской церкви. По требованию власти отец Георгий был уволен за штат, и лишь спустя три года Архиепископ Пимен (Хмелевской) смог добиться его возвращения в клир Саратовской епархии.
Покровский храм для всего Левобережья времен гонений был столь же значительным средоточием духовной жизни, как Свято-Троицкий собор — для Саратова и всего правого берега Волги. Покровские священники часто приезжали со Святыми Дарами в окрестные села и города и иногда даже по нескольку дней жили в них, совершая Таинство Крещения, принимая исповеди, преподавая Причастие. Как правило, эти поездки кончались вызовом к уполномоченному и требованием «вернуть регистрацию». Архиепископ Пимен в эти годы решительно боролся за своих клириков, вся вина которых — только лишь в том, что они ревностно совершали свое служение. Покровская церковь в Энгельсе занимает весьма большое место в письмах Владыки к Святейшему Патриарху или к уполномоченному по делам религии при Совете Министров.
Покровский храм был построен в середине XX столетия. Конечно, его архитектурные достоинства весьма различны с церквями, выстроенными в XIX или в начале XX века. Но эта церковь драгоценна не роскошью архитектурных форм, не изысканностью убранства. Само открытие ее было едва ли не чудесно: ведь оно совершилось в середине 1950-х годов, когда исподволь стала подниматься новая, так называемая хрущевская волна «борьбы с религией». Покровский храм — это вещественное свидетельство Промысла Божия и мужества верных Христу, явленных в России XX века, во времена самого длительного и жестокого гонения за всю историю Русской Церкви.
(16)