В начале двадцатого века слобода Покровская, напротив Саратова, бесспорно была крупным и значительным волжским поселением, но по своему административному статусу она значилась не городом, а слободой, то есть сельским населённым пунктом. Потому-то какой-нибудь задри­панный городской мужичонка мог обидно обозвать слобожанина: «Эй ты, село-деревня»… А и впрямь обидно. В чём это слобода Покровская усту­пала большинству российских уездных городов? Да ничем. Я, разумеется, не имею в виду губернские центры, хотя с некоторыми из них слобода Покровская вполне могла бы соперничать и по количеству населения, и по развитию промышленности, и в торговом отношении. А ведь именно этим, по существовавшему тогда городскому уложению, отличался рос­сийский город от сельского населённого пункта.

В своей родной Самарской губернии со слободой Покровской мог сравниться только один уездный город — Сызрань. Остальные же значи­тельно уступали ей. Например, Бугульма имела восемь тысяч жителей, Бугуруслан — двенадцать, Бузулук — пятнадцать тысяч человек, а Новоузенск имел в начале 1910-х годов семнадцать тысяч, то есть в два раза меньше, чем подчинённая ему Покровская слобода. Из ближних городов соседней Саратовской губернии «на равных» со слободой смотрелся только город Вольск, имевший 33-тысячное население при хорошо развитой промышленности и торговле.

К 1908 году Покровская слобода тоже имела достаточно хорошо раз­витую промышленность. Здесь работали шесть паровых лесопильных за­водов, а также кирпичные, черепичный, костемольный, клееваренный за­воды, железнодорожные мастерские, нефтяные склады. Зерно хранилось в восмидесяти семи частных амбарах, а перемалывали его три паровые мельницы, не считая ветряных. Активную жизнь в слободе поддерживали четыре банковских учреждения, телефонная связь, почтово-телеграфная контора, аптека, клуб… Следили покровчане и за образованием своего подрастающего поколения. Детям были предоставлены пять мужских, четыре женских начальных училища и частная женская гимназия. Упорно поговаривали уже и об открытии мужской гимназии.

Мысль о смене слободского статуса на городской у покровских жите­лей возникала, конечно же, давно, но поначалу это были только частные разговоры. Примерно с 1908 года об образовании города стали поговари­вать на слободских сходах, однако кроме споров и ссор такие обсуждения ничего не приносили. Малороссийская громада шумела, гудела, кипела, а староста пытался её урезонить, успокоить. Утихомирить же такую толпу было делом нелёгким, ведь на сходы собиралось по две-три с половиной тысячи человек. В те дни слободской староста Тихонов даже выпросил у местного земского начальника Лисовского специальное разрешение — вы­являть тех, кто мешал проведению сельских сходов и штрафовать их. В связи с-этим Тихонов иногда сам попадал в казусные истории. Ну, напри­мер: староста говорит о чём-то, а из толпы прерывает его едкая реплика.

— Кто крикнул? — строго вопрошает староста.
— Це Вовк, — отвечает из толпы услужливый голос. Тихонов записывает: «Вовк».
— Ни. Це не Вовк сказав, а Чупрына, вмешивается другой покровчанин. Староста пишет: «Чупрына».
— Чупрына ещё с займища не приихав, -возмущается следующий го­лос, — Вин и не знае що сходка собралась.
— То був Разгельдяев, — доносится смешливый голос. Тихонов записывает и эту фамилию.
Разгельдяев.

Разгельдяев, — радостно несётся со всех сторон. И всем весело, ибо они знают, что о такой фамилии в слободе и не слыхивали, так что штрафуй его… А вот староста сконфужен.
Отвлечёмся на некоторое время от слободских сходов и проясним сле­дующее: как же жили покровчане накануне переименования их слободы в город, чем занимались, чем интересовались, что их волновало, как отды­хали, развлекались и проводили свой досуг?

Конечно же, как и все россияне (хотя они были малороссияне), по-кровские жители большую часть времени проводили в трудах праведных, у заводских или фабричных станков, в полях, лугах и скотофермах, за тор­говыми прилавками и чиновничьими столами. Приходя домой с натружен­ными руками и спинами, они принимались за многочисленные домашние дела.

Меж тем слобожан волновали и государственные проблемы, и нуж­ды родной слободы, и причуды окружающей природы. Вот, кстати, какова эта мать-природа… В 1913-14 годах она всласть покуражилась над жи­телями Казакштадта (так в то время на немецкий манер иногда называли слободу Покровскую). Шли чередом месяц за месяцем. Осенняя прохлада сменялась декабрьской стужей и вдруг… в конце декабря тринадцатого года после лютых морозов неожиданно началась бурная оттепель. Вода в Волге стала быстро прибавляться, заливая берега и нарушая так необходи­мое единственное сообщение между Покровской слободой и Саратовом. Специальные речные караульщики днём ставили вдоль берега предупре­дительные вехи, а на вечер и всю ночь зажигали фонари.

Некоторые предприимчивые «лодочники» придумали прокладывать по вышедшей на лёд воде дощечки для перехода людей с берега на лёд, чтобы идти затем в Саратов, и брали за это небольшую плату. Рассказыва­ли, что иные из таких «лодочников» зарабатывали в день до пяти рублей: по тем временам сумма немалая.

Сани с товарами по подтаявшей Волге вместо лошадей перевозили без­работные мужики, впрягаясь в оглобли по семь-восемь человек. Кое-кто рисковал проезжать на лошадях, пренебрегая опасностью. И совершенно напрасно. Двадцать пятого декабря одна лошадь провалилась и ушла под лёд с санями. К счастью, хозяин успел снять товар с саней.

Часов в восемь утра последнего дня уходящего 1913 года слобожане ясно услышали раскаты грома, доносившиеся со стороны нагорных ве­тряных мельниц (в последствии Мельничный посёлок). Гром особенного хорошо был слышен в тихих местах слободы — на Ставу и Банном озере… Старики удивлённо покачивали головами.

В середине января 1914 года вновь ударили морозы. Деловые люди поспешили с товарами за Волгу, а молодежь ринулась на каток По­кровского спортивного общества. Заливался каток на задках дома во­лостного правления и пожарной каланчи. Теперь на этом месте двор семиэтажки, в которой находится краеведческий музей. На катке играл оркестр слободской пожарной дружины, запускались «шутихи», взры­вались петарды.

В феврале солнце снова растопило волжский лёд. Тут и там образо­вывались полыньи, терпеливо поджидавшие жертву. Второго февраля из Покровской слободы вечером вышел крестьянин Кочергин, чтобы прово­дить в Саратов своих гостей, супругов Чернышевых. Больше их никто не видел. Неделю спустя караульщики утром обнаружили на коренной Волге одиноко стоящую лошадь с санями и без хозяина. Шагах в десяти от неё зияла полынья. Полиция предположила худшее…

Редкое для этого времени года тепло очистило от снега остров Осокорье. Там из-под сухой прошлогодней травы появилась новая «февральская мурава». Местные старики не могли припомнить такого. Они удивлялись: неужели весна в феврале? Некоторые предполагали, что на Благовещенье вскроется Волга, и можно будет открывать навигацию.

А что же сулила ранняя весна земледельцам?

Крестьяне обратились с этим вопросом к покровскому агроному Неловко.

— Теперешняя февральская оттепель крайне некстати, — ответил спе­циалист. — Появились из-под снега озимые, а их может погубить ледяная корка, если снова начнутся морозы.
К сожалению, так и случилось.

И всё же весна в тот год была ранняя. Но пришла она не одна, а со снегом и дождями. В первых числах марта на слободу обрушился снег, но тут же был смыт двухдневным дождём. Вешние воды переполняли боль­шие и малые реки, вырывались за берега, заливали низины, подбирались к жилищам.

За слободой на реке Саратовке прибывающей водой снесло деревян­ный мост. Спешно соорудили новый. Через двое суток смыло и его. При­ступили к постройке третьего, чтобы восстановить сообщение с Шумей-кой, Красным Яром и Баронском (ныне г. Маркс).

Покровские крестьяне-посевщики были напуганы слишком ранней весной. Готовясь к мартовскому посеву, они меж тем утверждали, что гря­дёт беда — неурожай. На их памяти было несколько случаев, когда после мартовских посевов следовали неурожаи.

Шестого апреля — Светлое воскресенье. Праздник Пасхи. Покровчане при встрече целовались: «Христос воскресе», потом с грустью вопроша­ли: «Ну як, твою хату ще не затонляе?».

Из-за половодья и постоянных дождей Сапсаево болото в слободе с каж­дым днём всё шире разливало свои вонючие воды, затопляя дворы и хаты. Перед баней Юстуса такое озеро, что к ней приходилось добираться на лод­ках, а в Хорольском переулке (теперь ул. Театральная) из-за грязи зрители не могли пробраться к кинотеатру «Пробуждение». Сеансы иногда отменялись.

Однажды утром в середине апреля на Кобзаревской улице (сейчас -Коммунистическая) против ресторана «Хуторок» ранние прохожие с ужа­сом заметили часть головы утонувшей в грязи лошади. Выяснилось, что ночной караульщик, объезжавший ночью свой участок, в темноте угодил в уличную трясину и утопил лошадь. Сам чудом спасся.

В те дни газеты сообщали, что наибольший уровень подъёма, воды в Волге составил «шесть сажен и четырнадцать с половиной вершков», что в пересчёте на современное измерение составляет около тринадцати с по­ловиной метров.

Умышленно — нет ли, но в самую распутицу вдруг остановилась рабо­та резиновой фабрики. В этой ситуации, учитывая повышенный спрос на галоши и сапоги, владелец покровского магазина Степан Петров повысил на них цену на двадцать процентов, получив из-за Покровской грязи при­личную выгоду. Как говорится: кому война, а кому мать родная.

К первому мая подъём воды на Волге наконец-то прекратился. На Осокорском и Пономаревском островах у домов остались видны лишь коньки крыш.

На этом проказы природы в первой половине четырнадцатого года не закончились. В июне в Покровской слободе и окрестностях наступила не­виданная жара, подобной и старожилы не могли припомнить. Рано поса­женная рожь в июне уже созрела, но налив зерна был очень слабым. Хлеба по всей округе выгорали.

В покровских церквях прошли молебствия о ниспослании слободской земле хоть какого-нибудь дождя. На площади перед Свято-Троицким со­бором молебен совершил преосвященный Алексий. В этом святодействии участвовали все священнослужители местных церквей. От этих церквей к собору были совершены крестные ходы.

Слобожане вымолили-таки дожди, что называется, на свою голову. Дня через четыре после упомянутого молебствия вблизи Покровской слободы прошёл сильный ливень с градом небывалой величины, хлеба были побиты. У местных крестьян уничтожено до двух тысяч десятин яровой пшеницы. Несколько позже, в августе 1914 года, на только что образованный город Покровск снова обрушился сильнейший ливень с градом и ураганным ветром. Буря валила заборы, срывала крыши домов. На острове Осокорье были снесены крыши хат и сараев, сорвана с якоря контора перевозной переправы и унесена на середину проранка, речного протока.

… После апрельского бурного разлива Волги, в июле началось столь же быстрое её обмеление. В конце месяца вынужден был прекратить рей­сы в Саратов мелководный пароход «Софья». Покровчан через Волгу пе­ревозили местные лодочники, собирая по пять копеек с человека.

Но не только непредсказуемая погода омрачала временами жизнь на­шим предкам. Недостаточная благоустроенность, неухоженность слобод­ских улиц и площадей, замусоренность базара и прибрежных лужаек, где в горячие для найма рабочей силы месяцы собирались тысячи людей, на­ходились полностью на совести покровчан. Оттого-то слободу беспокоили частые эпидемии и высокая смертность населения. В декабре 1913 года в Покровской слободе периодически наблюдались вспышки дифтерита, скарлатины и кори, зато прекратила распространяться оспа. В апреле 1914 снова началась эпидемия оспы. Первые больные появились в ближних сёлах — Терновке и Узморье. В слободе Покровской первой заболела малолетняя дочь колониста Дингеса. «Саратовский ли­сток» в те дни сообщал, что в слободе оспой заболевают большей частью школьники и добавлял: «… которых, слава Богу, скоро распускают на ка­никулы». В печати появились и цифровые сведения о заболевших в Покровской. «За 1913 год в слободской общественной больнице амбулатор­ных побывало 15788 человек, коечных — 543».

Обыватели сетовали, как водится, на местных врачей: «Они себя-то вылечить не могут, а где уж справляться с нашими болячками». Это был грубый намёк на смерть в декабре тринадцатого года двадцатичетырёх-летнего Василия Левкова, сына известного в слободе хирурга Александра Николаевича Левкова. Юноша в проходящем году окончил курс учёбы в медицинском институте. Он едва начал самостоятельную практику, но бо­лезнь лёгких свела его в могилу.

— Двое врачей в семье, а проморгали страшную болезнь, — ворчали всегда недовольные старухи.

О другом местном лекаре с железнодорожной станции Покровск Карю-мове в слободе говорили не иначе как с иронической усмешкой. Дело в том, что Карюмов, однажды уснув — не просыпался уже третью неделю. Специ­алисты определили летаргический сон, но покровские шутники распускали слух, что станционный медик просто увиливает от работы, потому и при­творяется спящим. К тому же зарплату ему продолжают выписывать…
По халатности некоторых работников в том же апреле 1914 года вы­шел из строя слободской артезианский колодец, и покровчане вынуждены были брать воду из бухты. Потому в трактирах посетителям иногда пода­вали щи с волжским мусором.

Земские власти стали спешно обсуждать постройку новой артезиан­ской скважины. Срочно выискивались и приглашались подрядчики на строительство. Мастер Коротеня попросил за подряд шестьсот рублей… Посоветовались. Решили — дорого! И отказались от услуг Коротени.

Некто Жарков согласился сделать все работы за четыреста рублей. Что ж, эти условия признали приемлемыми.

Ну, а на слободских улицах, даже в центре, уже после небольшого до­ждика грязь образовывалась непролазная. В отсутствии мостовых на мно­гих улицах ломовые лошади не всегда могли вытащить телегу с грузом из огромных вязких луж. Да и мостовые в центре слободы не всегда были надёжны. В апреле 1914 года после дождя образовался глубокий провал на Базарной площади (ныне пл. Ленина), там, где за два года до этого дорож­ный мастер Маняхин рыл канавы для прокладки канализационных труб.

Чтобы читателю стало понятнее — поясню: образовавшийся провал мостовой тянулся от здания нынешнего коммунально-строительного тех­никума на Театральной улице до центрального входа в городской парк культуры и отдыха.

Едва заделали образовавшийся провал, как на той же Базарной площа­ди и в Хорольском переулке появились новые. В один из них угодила фура с товаром…

Само местоположение слободы Покровской как бы призывало жите­лей заниматься рыбной ловлей и охотой. Волга и многочисленные речуш­ки, озёра, живописно ютившиеся в густых разнопородных лесах, манили почитателей этих полезных и выгодных видов отдыха на свежем воздухе.

Рыбы было много и на коренной Волге, и в проранке, и в озёрах, и в водоёмах на займищах. Однако не каждому рыбаку и не везде, где вздума­ется, разрешалось ловить рыбу (за этим зорко следили специальные наря­ды полиции). Наиболее богатые рыбой места сдавапись в аренду слободским начальством. Например, в интересующем нас переходном 1914 году основные рыбные места на озёрах и займищах арендовали двое покровчан — Мироненко и Маркелов, заплатившие за это по девятьсот рублей каждый в слободскую казну. В этих местах рыбы было немало, но она не отличалась крупными размерами. Самым же «уловистым» местом в пре­делах слободской округи считалась так называемая «Хлебная площадка», находившаяся в районе хлебных амбаров. Здесь частыми бывали отмен­ные уловы стерляди, осетрины, белуги… Так вот эту самую «Хлебную площадку» на весь четырнадцатый год арендовал местный рыбопромыш­ленник Каргальский, заплатив за неё значительную сумму — девять тысяч пятьсот пять рублей серебром.

Более скромным рыболовам с тощими кошельками для того, чтобы побаловать свою семью рыбкой, тоже приходилось недёшево оплачивать это удовольствие. В канцелярии земского начальника слободы Покровской продавались для этой цели так называемые «Рыболовные билеты», ценой сорок пять рублей и семьдесят девять копеек за год.

Увлекались наши предки и охотой. Особенно их привлекала дичь. Местные газеты периодически снабжали покровчан нужной информаци­ей: «1914 г., апрель. В займище вокруг слободы и на островах появилось много диких уток и вальдшнепов. Покровские охотники, отправляйтесь за добычей».

В окрестностях слободы водилось немало зайцев, лис… Пятнадцатого апреля группа ребятишек видела в займищевских лесах стадо лосей, мир­но прогуливавшихся в чаще. Отстрел лосей, как правило, был запрещён, а вот волков разрешалось уничтожать в любом количестве. К покровским охотникам часто обращались за помощью хуторские крестьяне — шалов-ские, шумейковские: они жаловались, что к ним на хутора, на подворья почти ежедневно забегали волки.

У загруженных по горло покровчан, развлечений в начале двадцатого столетия было не так уж много. Самодеятельные концерты и любитель­ские спектакли проходили в единственном клубе при большом количе­стве зрителей. В 1904 году адвокат И, Н. Кутов в бывшем здании цирка в Казанском переулке (ул. Красноармейская) открыл частный театр, но и постоянные убытки заставили адвоката отказаться от своей благой затеи. Несколькими годами позже слободской крестьянин Т. Коломыченко тоже пытался привлечь покровских жителей в собственный театр на Пустовойтовой улице (теперь Революционная), но и ему не удалось этого сделать.

Относительной популярностью у жителей слободы пользовались цирки-шапито, в летние месяцы наезжавшие в слободу, да электро-театр Ивана Осиповича Широкова, размещавшийся в доме Гейнца на углу ули­цы Кобзаревской и Хорольского переулка (в настоящее время на этом ме­сте жиденький сквер перед театром оперетты). В электро-театре показы­вались спектакли, устраивались борцовские турниры, демонстрировались первые кинофильмы.

Развлечения слобожан не отличались оригинальностью и разнообра­зием. Ребятишки в жаркую погоду купались в покровском проранке, за­горали на жгучем песке, либо бродили по окрестным лесам, находя общий язык с местной флорой и фауной.

Молодежь и взрослые посещали синематограф, сады «Эльдорадо» и «Венеция» или библиотеку, а то совершенно беззаботно фланировали по легендарной покровской Брешке — Брехаловке (улица Театральная), обиль­но устилая дорожки подсолнечной шелухой.

Покровские парни до изнеможения гоняли на пустырях самодельные тряпичные мячи, упорно осваивая молодой вид спорта — футбол или са­мозабвенно «шугали» голубей. Ох уж эти голуби: «бухари» и «туляки», «сизяки» и «моряки», «наплеки» и «зольные»… В них влюблялись, как в девушек, из-за них проливались слёзы и кровь, шли на шантаж, воровство, разбой, иногда случалось, что и на убийство.

Бывало, какой-нибудь вожак-турман тульской породы выведет в чи­стое небо свою стайку из десяти-пятнадцати голубей, да закружат они раз за разом над слободскими крышами. А внизу хозяин стаи на крыше раз­махивает ходулиной с тряпицей на конце и раскалывает небесную тишину залихватским свистом. Под этот свист его подопечные выделывали в небе головокружительные выкрутасы, разнообразя их элегантным бреющим полётом.
Проводить с пользой для себя свободное время слобожане могли и за пределами своего селения. От покровской пристани через каждый час от­ходили перевозные пароходы в Саратов, потом возвращались. За пятнад­цать копеек можно было переправиться в губернский город, а там возмож­ностей для развлечений гораздо больше, чем в слободе.

К слободским развлечениям, с большой натяжкой, можно отнести оди­ночные и массовые попойки, которые устраивали покровчане в своих до­мах в любое время суток. Пьянствовали одинаково усердно и малороссы, и русские, но явно уступали им немцы. Ушлые местные шинкарки снабжали пьянчужек поддельной водкой из денатурата, подавая дурной пример потомкам из первых десятилетий двадцать первого века.

Излишние возлияния нередко приводили к белой горячке, к дракам, поножовщине, убийствам.

А каков же был криминал в слободе Покровской начала двадцатого столетия?

Да такой, какой бывает и в наши дни: местные тати промышляли това­рами из железнодорожных вагонов, лазали в окна домов за чужим добром, грабили поздних прохожих… Вот несколько примеров, сообщенных газет­ными репортёрами: «У слободских крестьян Чернухиных украдены семь хомутов. Сами хозяева обнаружили их на подворье колбасника Крымова. Избитого вора с хомутом на шее доставили в кутузку».
«У домовладельца В. Жебринского, проживающего на Кирпичной улице, похищено пальто на кенгуровом (?!) меху, стоимостью сто сорок рублей».

Покровских читателей тех лет особенно привлекали «разборки» мест­ных представительниц прекрасного пола. Примерно, вот такие: «На базаре у торговки мануфактурой Пьяниченко украла кусок материи слобожанка Боженко. Поймав воровку, что называется, за руку, Пьяниченко схватила эту материю и принялась бить ею воровку по лицу. Подбежали ещё не­сколько торговок и тоже стали избивать Боженко. Потом привязали её к столбу, оплевали с ног до головы, а уж затем вызвали полицию».

«Во время вечернего гуляния на Базарной площади, при немалом сте­чении публики, четыре соперницы, рассчитывавшие, видимо, на благо­склонность некоего молодого человека, затеяли ужасную драку. Они цара­пали друг друга, таскали за волосы , рвали платья. У одной из дерущихся сорвали с головы парик, любезно подобранный публикой. Скандал ликви­дировала полиция».

Читая подобные сообщения, можно подумать, что в Покровской сло­боде того времени молодые мужчины были в большом дефиците…

Ещё пример из той же серии: «В Генеральской волости шесть кре­стьянских девиц, перессорившись, убили парня, своего общего любовни­ка, а труп сожгли в печке».

Надо сказать, что пресса тех лет обильно снабжала своих покровских читателей известиями о всякого рода происшествиях, которые потом на досуге тщательно обсуждались обывателями и обрастали немыслимым; сплетнями. Опрокинется ли паровоз на Линейной улице, выпрыгнет их слободской стражник из чьего-либо окна на улицу в одних подштанниках застрелится ли гимназистка из-за неразделённой любви — до всего было дело у слобожан. А сколько было перетолков, пересудов после следующе­го сообщения: «Назначено слушание дела по обвинению в умышленном членовредительстве крестьянином слободы Антоном Белоусовым своего соседа Андрея Горшкова. Дело в том, что, заподозрив своего молодого красивого соседа в ухаживании за своей женой, Белоусов подкараулил, когда тот и впрямь в отсутствии хозяина зашёл в дом к жене Белоусова. Неожиданно появившись, Белоусов набросился на Горшкова и разом от­кусил ему нос. Обезображенному Горшкову ничем не могли помочь».

А вот ещё одно примечательное сообщение, но более приятное: «Сл.-Покровская. В ночь на 28 ноября 1913 года разродилась от бремени кре­стьянка Шаповалова Екатерина, двадцати шести лет. Трудные роды, длив­шиеся более двух часов, принял врач А. Г Кассиль, отрезав пуповины сразу трём младенцам, явившимся на свет Божий. Роженица слаба, а мла­денцы чувствуют себя прекрасно. Земский начальник г. Лисовский вместе с поздравлениями от земства и своей семьи послал роженице корзину со сладостями и фруктами. А благотворительное общество вкупе с санитар­ным пустило подписной лист на сбор пожертвований для новорождённых. Первыми расписались член Государственной думы Новиков (5 руб.) и ку­пец первой гильдии Петров (10 руб.)».

Теперь самое время вернуть читателя в 1908 год на едва не забытый нами сельский сход слободы Покровской. Помните? На этих сходах пе­риодически поднимался вопрос о смене сельского статуса слободы на го­родской. Бурные обсуждения поначалу заканчивались не в пользу города. Среди прочих главное препятствие слобожане видели в следующем: став горожанами, они должны будут избрать городское депутатское собрание, которому и предстоит решать все местные вопросы. Таково Российское положение о городском управлении.

В Покровской же волости текущие дела решались на общем сельском сходе, что позволяло каждому слобожанину, главе семьи, непосредствен­но участвовать в их обсуждении и вынесении «сходского приговора». А если учесть, что на сходах решались и большие, и малые проблемы, то понятно, почему покровчане непременно желали принимать участие в их обсуждении.

У покровских властей ушло более двух лет, учитывая чиновничий бю­рократизм, на то, чтобы добиться в столице разрешения и при городском статусе населённого пункта, оставить в нём власть общего местного схода. После этого большая часть покровских жителей согласилась на переиме­нование слободы в город. Но и тогда долгие месяцы слободской жизни увязли в бумажной канители… Постараюсь объяснить в чём тут дело.

Каждое решение (приговор) слободского схода получал силу закона лишь тогда, когда оно было подписано всеми членами этого схода, а та­ковых иногда насчитывалось до двух с половиной тысяч. Разумеется, что при такой «расширенной» демократии на подпись одного документа тратилось очень много времени — не одна неделя, даже не один месяц. То одни уезжали на посевную, то другие. То один уезжали на уборку урожая, то другие… И если учесть, что на каждом сходе решали не один вопрос, а не­сколько, значит, требовалось подписывать не один протокол, а несколько. Теперь можно хотя бы приблизительно представить необходимое для этой процедуры время.
В том же 1908 году в газете «Саратовский листок» от пятнадцатого апреля появилось «воззвание» земского начальника слободы Покровской Лисовского, в котором он призывал членов слободского схода ускорить подписание решений схода. Лисовский вразумлял и взывал: «Как извест­но, приговоры покровского сельского схода подписываются в течении почти года, так что под конец содержание этих приговоров совершенно исчезает из памяти бывших на сходе. Ясно, что сход в две с половиной тысячи человек не может подписать приговор в день составления, как того требует закон. Вследстзие этого за несколько лет накопилось почти ты­сяча неподписанных приговоров. Целую зиму вы толпились на сельских сходах, а теперь, с наступлением полевых работ и этого не будет до ноября месяца, то есть на семь месяцев громадное село и хозяйство обрекается на произвол судьбы…»
Так или иначе, но покровчане в большинстве своём согласились на переименование слободы в город. Более того, теперь уже само российское правительство стало поторапливать руководство Самарской губернии с положительным решением этого вопроса.

Возможно, такое случилось по­тому, что о покровских интересах узнал сам премьер-министр Российской империи Пётр Аркадьевич Столыпин. В 1910 году он со своим соратни­ком по земельной реформе посетил Саратовскую и Самарскую губернии. Здесь-то к премьеру и обратились за помощью покровские парламента­рии. Нужды покровских жителей были близки и понятны Столыпиину не только как главе правительства, но и как человеку, губернаторствовавшему на Саратовщине (бок о бок с Покровской) с 1903 по 1906 годы.

Первого сентября 1911 года в Киеве Пётр Столыпин погиб от руки террориста.

И снова потянулись долгие месяцы переговоров, чиновничьих пере­писок, ожиданий.

В конце 1912 года начала свою работу Государственная дума четвёр­того созыва. Одним из депутатов, представлявших Самарскую губернию, был житель Покровской слободы А. И. Новиков. От слобожан он получил настоятельный наказ: не жалея сил, добиваться переименования слободы в город.

Медленно, шажок за шажком, дело о новом городе стало продвигаться вперёд.

Одиннадцатого ноября 1913 года Министерство внутренних дел на своём заседании провело предварительное слушание вопроса «Об обра­щении слободы Покровской Новоузенского уезда Самарской губернии в безуездный город с введением городского общественного управления на началах «Городского Положения 1892 г.»,

Покровчане ликовали! Однако их преждевременную радость словно холодным душем окатили:
«Не спешите. Нужно дождаться окончательного заключения Совета министров… А его должен утвердить Его величество государь импера­тор. .. и уж тогда,..»
Что ж, если необходимо, можно и подождать.

А пока слобода продолжала жить своей неторопливой повседневной жизнью.

Заканчивался 1913 год, наступал 1914 — последний год слободы По­кровской — первый год города Покровска.

Праздник Рождества Христова отмечался на Руси двадцать пятого де­кабря, праздник Нового года — первого января, Крещение — шестого января (все даты по старому стилю).
Покровчане готовились к этим трём праздникам как к одному.

Каждое слободское общество, комитет, клуб ставили и наряжали свою ёлку и готовили такую развлекательную программу, которой можно было щеголять перед другими.

Самыми предусмотрительными оказались, пожалуй, женщины из по-кровского Дамского кружка. Еще за месяц-полтора до праздников они на­чали заготавливать рождественские подарки для детей-сирот.
Седьмого и восьмого дамы устроили кружечный и фургонный сборы. В кружки жители слободы бросали монеты для приобретения подарков, а к фургонам можно было принести детскую одежду, продукты питания, сладости, игрушки, книжки…

Примеру Дамского кружка последовали другие. Клуб приказчиков, на­пример, кроме установления ёлки начал ещё шить костюмы для ряженых: намеревались блеснуть своими концертами и танцевальными вечерами лю­теранское общество и купеческое собрание, а слободской хозяйственный комитет объявил о снижении цен на рождественскую распродажу товаров.

Недели за три до Нового года на слободском базаре лавочник Боженко открыл ярмарку ёлочной мишуры. Там был широкий выбор петербургских стеклянных шариков разных цветов, немецких свеч, конфетти, шуточных масок из папье-маше…

С наибольшим нетерпением ёлочные праздники ожидали дети в сло­бодских школах и училищах, а лучшим подарком большинство из них счи­тали предстоящие рождественские каникулы.
Грустным предполагался Новый год лишь для учеников Третьей муж­ской школы. Попечительский совет этой школы поручил проведение ёлки школьному заведующему гоподину Лыокину, но тот неожиданно отказал­ся, мотивируя отказ тем, что не успеет нужным образом подготовить детей к празднику.

В дела Третьей мужской школы вмешался купец Ухин, бывший во­лостной старшина, а в 1913 году председатель попечительского совета Второй министерской школы. Вместо нерасторопного заведующего Тре­тьей школы Ухин собрал с родителей учеников девяносто рублей и устро­ил грандиозный праздник на радость восхищенной детворе.

Ёлки в Покровской слободе на этот раз прошли, как и в предыдущие годы, с весельем и играми, с танцами и песнями, с шутками и карнаваль­ными дричудами.

Но опять же, как и прежде, не обошлось без происшествий. Ёлочный праздник на костемольном заводе был в самом разгаре, когда кусочек раскалившейся спиральки оторвался от хлопушки и попал за во­рот одного из служащих заводской администрации. Веселившийся народ не сразу понял, почему это солидный мужчина вдруг качал выделывать самые немыслимые коленца, сопровождая их визгом и истерическим кри­ком. Публика была в неистовом восторге и не желала верить, что человека гоняет вокруг ёлки не безудержное веселье, а нестерпимая боль. И лишь когда дело разъяснилось, потерпевшему была оказана медицинская по­мощь и помощь празднично-материальная: бутылка шампанского.

Участникам второго происшествия было не столь уж весело. На Казарменной улице от копеечной свечи полностью сгорел дом сло­божанина Зорина. Соседи провели кружечный сбор и снабдили погорель­цев на первое время кое-какой одеждой и пропитанием.

Шестого января на Крещение (праздник Богоявления Господня) состо­ялся крестный ход от слободской Свято-Троицкой церкви на Иорданскую сень вод зимней Волги. К Троицкой площади собрались крестные ходы из всех покровских церквей. Во главе хода шли архимандриты Алексий и Дионисий, сопровождаемые тысячами молящихся прихожан. На Иордан­ской сени был отслужен торжественный молебен с освящением воды и купанием в проруби всех желающих.

Январь 1914-го стал, как бы генерально-репетиционным для покровчан перед торжествами по случаю образования города Псжровска. Я имею в виду репетицию в торжествах и празднествах. Кроме упомянутых трёх праздников в январе слобожанам пришлось отметить ещё один — пятидеся­тилетие земского движения в России.

Пятого января состоялось заседание Покровского земства, где обсуж­далась смета на проведение торжеств. Для изыскания нужной суммы для праздника был избран соответствующий комитет! Тут же было решено, что памятную земскую дату следует отмечать без излишнего шума и шика. Главные торжества намечались в столице, куда должны будут съехаться избранные депутации ото всех губерний Российской империи, В состав Самарской делегации вошёл земский начальник слободы Покровской Н. К. Лисовский.

Прибывший из Петербурга в родную Покровскую депутат Государ­ственной думы Новиков рассказал земским служащим слободы об изуми­тельном подарке, который преподнесли губернские земства России на­следнику цесаревичу Алексею по случаю земского юбилея.

«Подарок этот, — говорил Новиков, — представляет собой игрушечную русскую деревню. Она сделана в мастерских при Кустарном музее Москов­ского губернского земства. В длину деревня имеет двенадцать аршин, в ши­рину — два, а в высоту поларшина (аршин — 0,71 метра — Г. М.). В деревне выстроены в миниатюре, но с большой точностью: земская амбулатория, артельная изба под железной крышей, через деревню проходит опять же земское шоссе, а в центре деревни — церковь. На краю деревин расположен «отруб» со всеми необходимыми хозяйственными постройками скотным двором, на котором изображены различные домашние животные… По де­ревенскому шоссе к церкви идут богомолицы и богомольцы. Их фигурки изготовлены с удивительным мастерством, видна даже кошка в одном из окон… Игрушка, по замыслу хлопотавших о ней, должна дать цесаревичу некоторое представление о том, что делает земство в русских деревнях».

Негоже мне умолчать здесь ещё об одном памятном дне в январе че­тырнадцатого года, хотя и далеко не праздничном. Эту скорбную дату от­мечала тогда вся прогрессивная Россия. Я говорю о девятом января. Девять лет назад в этот день было расстреляно царским правительством мирное шествие рабочих. Это трагическое событие породило первое крупное воо­ружённое восстание пролетариата России.
В 1914 году в траурную годовщину январского расстрела в Петербурге прекратили работу и вышли на улицы города более ста десяти тысяч ра­бочих фабрик и заводов. В слободе Покровской тоже была предпринята попытка организовать забастовку в железнодорожном депо и в ремонтных мастерских Рязано-Уральской железной дороги. Однако администрация смогла убедить рабочих отказаться от забастовки. Состоялся лишь неболь­шой митинг с пением революционных песен.

В слободе всё чаще слышались разговоры о будущем городе Покровске, строились благие планы, даже назывались примерные даты образо­вания города: март-апрель 1914 года. Различные местные общества, ко­митеты, кружки планировали приготовить к знаменательному событию что-нибудь особенное, значительное, впечатляющее.

В январе наступившего года в слободе открылись сразу две новых школы. Одна для обучения детей иногородних родителей, другая, при ка­толической церкви — для детей колонистов.

Одновременно депутат Государственной Думы покровчанин А. И. Нови­ков обратился в Министерство просвещения с ходатайством об открытии в Покровской слободе ещё двух школ — ремесленной и сельскохозяйственной.
Русские говорят: «Аппетит приходит во время еды» … Жители сло­бодской Щуровой горы обратились в Покровское земство со своим хода­тайством. Они просили открыть школу в многолюдном районе, поскольку щуровским детям приходилось ходить на учёбу в центр слободы, а в рас­путицу, мороз или метель — это не лёгкое дело.

Полезный подарок решило сделать будущему городу и местное благо­творительное общество. Оно запланировало строить в 1914 году здание, в котором открылся бы детский приют. Место для такого здания за окраиной слободы пожертвовал купец Степан Павлович Петров.

Слободские врачи Богословский и Кассиль поддержали идею разме­стить детский приют на горе у края слободы, выдвигая в качестве аргумен­та «гигиенические цели».

Вскоре благотворительное общество объявило конкурс на проект приютского здания. Земская комиссия просматривала и отклоняла один проект за другим. А пока земство занималось поисками проекта, благо­творительное общество собирало деньги для детей будущего приюта. Девятнадцатого февраля 1914-го в помещении Коммерческого клуба оно устроило благотворительный вечер с любительским спектаклем, танцами и весёлой почтой.

И наконец-то … тридцатого марта того же года в помещении биржи (под председательством П. П. Головчанского) состоялось заседание чле­нов Покровского благотворительного общества. Рассматривался очеред­ной проект здания для детского приюта. Его автором был слободской тех­ник Альбрандт. С некоторыми изменениями комиссия приняла проект. В апреле началось строительство приютского здания.
Всматриваясь сквозь толщу десятилетий в деяния тех покровчан, сло­бодских наших предков и предшественников, так и хочется думать, что они мечтали шагнуть на несколько высшую, городскую ступень своего существования более чистыми, светлыми, облагороженными гуманными помыслами.

Судите сами. В феврале четырнадцатого года на столбах и заборах слободы были расклеены объявления — указы Покровского волостного управления о запрещении на территории волости истязать животных.
Спрашиваю. Издавала ли подобное распоряжение администрация го­рода Энгельса, города, шагнувшего в двадцать первый век?

А вот в те далёкие дни и указ такой был, и относились к нему совсем не безразлично. Один обеспокоенный корреспондент восклицал на стра­нице местной газеты: «Несмотря на запрещение истязать животных, вчера какой-то слободской возчик колотил палкой свою лошадь так сильно, что бедное животное не раз падало на землю. Бил её за то, что она не могла сдвинуть с места воз с сеном, непомерно нагруженный. К тому же лошадь едва ли не по брюхо утопала в раскисшей дороге. Доколе бесправные жи­вотные будут страдать от нашей жестокости, которая, как известно, обра­зуется там, где пропадает разум?!».

Следуя поговорке: «Сказал А — говори и Б» , покровчане через пару недель ознакомились с новым приказом, «безусловно запрещавшим ловлю птиц на слободских землях, лесных и полевых угодьях, в выгоне и вне вы­гона». Предусматривались штрафы за разорение птичьих гнёзд.

Некоторым покровчанам и этих распоряжений показалось недоста­точно. Они решили шагнуть дальше. В те давно ушедшие годы покровские жители, зачастую народ малограмотный и невежественный, в промеж собойных разговорах дома и на улице не стесняли себя пристойными рамками, то бишь вольно и без ограничений пользовались матерщиной. Ну, разумеется, не так уж вольно, как энгельсские жители «в наш про­свещённый век». И вот однажды весенним утром на углу Краснокутской (ул. М. Горького) и Петровской прохожих слобожан привлекло наклеенное на заборе большое объявление: «Избегайте сквернословия! Кто злословит отца своего и матерь свою, того светильник погаснет среди ночи».

Подобные объявления-призывы периодически появлялись на улицах Покровской слободы , а писал и развешивал их церковный староста Воз­несенской церкви Дроздов, который сам был примером в чистоте русского языка.

Параллельно с обыденной жизнью слободы шла малозаметная про­стому обывателю упорная, кропотливая борьба за придание слободе По­кровской статуса города.

Член четвёртой Государственной думы покровчанин Новиков перио­дически отчитывался о проделанной в этом направлении работе то перед сельским сходом, то в волостном правлении, то в земстве. В середине ян­варя 1914 года, вернувшись из Петербурга в слободу, депутат Новиков рас­сказал, что ещё в декабре прошедшего года он ездил в губернскую Сама­ру, чтобы узнать, на какой стадии находятся документы о преобразовании слободы в город. Выяснилось, что деловые бумаги застряли в бездонных чиновничьих столах.

— Самара сдерживала дело, — сделал вывод Новиков, — но после моего вмешательства некоторые препятствия будто бы устранены. Так что есть надежда, что в феврале наша слобода станет наконец-то, городом.

Во время февральского приезда в слободу Новиков виновато доложил: «Сенат подписал наши документы, и дело казалось решённым, но после подписания Сенат для ознакомления отослал их в Самару, и там всё вновь застопорилось».

Возмущённые покровчане составили депутацию, отправившуюся к самарскому губернатору.

Губернатор Протасьев принял парламентёров и в вежливой форме объ­яснил суть задержки документов и пообещал непременно ускорить дело.
— В апреле слобода станет городом, — обнадёжил покровчан его превос­ходительство.

…Покровская слобода усиленно готовилась к апрельским торжествам по случаю образования города.

Почти незаметно прошёл в слободе праздник трезвости. В прежние годы яркий и весёлый, теперь он был ограничен крестным ходом, молеб­ствием и распространением пропагандистских антиалкогольных листо­вок. Всем было понятно, что слободское общество трезвости готовится к основным, городским торжествам.

К апрелю слободские спортсмены решили узаконить своё существова­ние, чтобы новорожденный город Покровск получил своё спортивное об­щество. Устав этого общества дважды посылали на утверждение в Самару и дважды он возвращался неподписанным. Лишь на третий раз губернское правление утвердило Устав Покровского спортивного общества.

По-своему задумали встретить городской статус слободские богачи братья Щербаковы. Они начали строительство новой мельницы вблизи Амбарной железнодорожной ветки. На её постройку планировалось затра­тить огромную сумму — четыреста тысяч рублей, зато и мельница должна была бы перерабатывать в сутки до тысячи пудов зерна. Не хотел отставать от именитых и простой люд. В 1913 году на колокольне слободской Крестовоздвиженской церкви лопнул колокол, причём именно тот, который более других услаждал слух православных покровчан.

Отлить новый колокол взамен лопнувшего взялся некто Сильченко, кузнец Покровских железнодорожных мастерских. Работал он там с года основания мастерских, то есть с 1894-го, слыл старательным работником и редким умельцем. Прежде Сильченко иногда подобным делом не зани­мался, а тут рискнул попробовать, испросив предварительно разрешение начальства. Кузнец соорудил форму по старому колоколу и залил в неё двенадцать пудов расплавленного чугуна. Изготовленный колокол имел мелодичный звук и по словам настоятеля Крестовоздвиженской церкви отца Капитона, красотой звона не уступал прежнему. Освящение нового колокола состоялось на масленицу.

А на второй день Пасхи, то есть седьмого апреля по старому стилю, состоялось открытие в слободе Народного театра-цирка. С открытием спе­шили опять же потому, что в новом театре-цирке предполагались празд­ничные торжества в честь города Покровска.

В первых числах апреля 1914 года из Петербурга в Покровскую сло­боду на пасхальные каникулы прибыл госдумовец Новиков. В беседе с земляками он сообщил, что вопрос преобразования слободы в город уже стоял на заседании Совета министров двадцать восьмого марта, но ввиду большой перегруженности этого заседания наш вопрос перенесён на по­сле пасхальную неделю.
Новиков также заверил покровчан, что он делает всё возможное в сво­ей выборной должности, чтобы не канителить вопрос о городе, но далеко не всё в его силах.

Недели через две Новиков телеграфировал из столицы в слободу. В телеграмме говорилось, что вопрос о преобразовании Покровской в го­род рассматривался пятнадцатого апреля Советом министров и «прошёл в утвердительном смысле».

Надо ли говорить, что это известие прокатилось по слободе волной безудержной радости. Долгожданное — свершилось! Вечером на оживлён­ной Брешке новость одинаково заинтересованно обсуждали и русские, и хохлы, и немцы. Может быть, в разной степени, но все одобрительно вос­принимали новый статус родного населённого пункта, ожидая в связи с этим каких-либо перемен к лучшему, пусть даже небольших.

В преддверии основных торжеств по случаю образования города, ко­торые ориентировочно наметили на вторую неделю мая, в слободе про­вели праздник «Белой ромашки». Этот традиционный весенний праздник проводился в слободе Покровской без особых приготовлений, легко, на одном дыхании и не требовал никаких материальных затрат. Главное — со­брать в окрестных лугах побольше ромашек… В этом с удовольствием по­могали слободские дети, подростки да и молодежь.

В назначенный день с утра на улицы вышли десятки симпатичных продавщиц в ярких одеждах, разукрашенных цветами. У каждой из деву­шек в руке была корзина с ромашками. Продавщицы ходили с пением по слободе по частным домам, по официальным учреждениям, у заводских и фабричных проходных и за небольшую плату продавали простенькие, но милые цветы. Покупали ромашки охотно и считалось зазорным не приоб­рести в этот день полевой букетик. Предварительно по слободе было объ­явлено, что весь сбор от продажи ромашек пойдёт в фонд строительства нового детского приюта.

По мнению волостной и земской управ, единственное, что могло омра­чить приготовления к праздничным торжествам — это приближающийся день 1 Мая. В прошедшем 1913 году организованная большевиками в первомайский день «маёвка» сильно попортила нервы полиции и жандар­мерии. Пришлось применить силу, кое-кого арестовать.

Чтобы беспорядки не повторились и в девятьсот четырнадцатом, покровские блюстители порядка предварительно решили провести широкую агитационную работу. За несколько дней до Первого мая по крупным сло­бодским рабочим коллективам отправились местные чины: пристав Милешин, его помощник Рачинский, урядники Артемьев, Гузеев, Копейкин. Они убеждали рабочих не устраивать в слободе накануне знаменательного события излишний шум.

— Хотите праздновать Первое мая — пожалуйста, — говорили они. — Вы­ходите с семьями в лес, пейте и пойте, но не крамольные песни, и о свер­жении государя императора — ни-ни. Не то!..»
То ли увещевания жандармов подействовали, то ли рабочие сами так порешили, но первомайский день в слободе прошёл вполне пристойно и мирно. С утра рабочие мужики с жёнами, детьми и переполненными кошёл­ками направились кто в лес на Став, кто на Пономарёвский остров. Тёплое солнышко и свежая зелень располагали к благодушию и создавали доброе настроение. Располагались как бы двумя лагерями — русские и украинцы, немцев было очень мало. Разложив на траве всякую снедь и наполнив чарки водкой, стали произносить тосты разной степени дозволенности. Стражни­ки (нижние полицейские чины в сельской местности) спокойно прохажи­вались меж деревьев, срывали нежные листочки, наклонялись за ягодкой, нюхали цветики — тем самым как бы показывая, что происходящее вокруг их вовсе и не касается. Гуляй народ честной, веселись, развлекайся…

А народ и гулял вовсю. То тут слышался заливистый перебор гармо­ни, то там бренчала балалайка. Отовсюду неслись хмельные застольные песни. Но вот где-то зазвучал приглушённый голос: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе…» Его подхватили другие голоса: «В цар­ство свободы дорогу грудью проложим себе»…

Мгновенно всполошились стражники, заверещали полицейские свист­ки. А рядом с поющими уже взметнулось на древке красное полотнище… После короткой стычки пение затихло, флаг исчез.
… Между тем, запланированные на середину мая праздничные торже­ства откладывались. Как сообщил всё тот же господин Новиков, на заседа­нии 13 мая 1914 года Совет министров снова пожелал вернуться к вопросу о городе Покровске.

Покровчане ответили раздражительными пересудами в адрес прави­тельства и губернатора.

Очередная телеграмма из столицы известила, что на последнем сво­ём заседании Совет министров объявил рескрипт о переводе слободы Покровской в город и что в последнюю неделю мая в слободу, нет, теперь уже в город Покровск приедет сам самарский губернатор Протасьев и огласит правительственное решение.
Покровчане хотели закричать громогласное «ура», да поостереглись. А вдруг…

Прошло несколько дней, По слободе-городу пронёсся слух: губерна­тор Протасьев в назначенное время не приедет. Почему? Неизвестно.

Недовольные покровчане ворчали: «Мы тут который месяц готовимся, «перышки чистим», а самарский генерал по неведомой причине резину тянет».

В начале июня в Покровскую слободу пришла по телеграфу срочная депеша из Самары: «Губернатор Протасьев прибудет в Покровскую деся­того июня 1914 года. Земскому начальнику г-ну Лисовскому предлагается в короткий срок произвести оценку недвижимого имущества в учреждён­ном городе для определения прав их владельцев на участие в выборах. Необходимо озаботиться заблаговременно определением границ вновь образуемого города и подвергнуть всестороннему обсуждению вопрос о земельном устройстве города и об источниках для покрытия расходов на выкупку необходимых городу земель и оброчных статей. Г-н Лисов­ский, надо полагать, пребывает в затруднении: если с границами города и оценкой недвижимости выборщиков он заблаговременно определился, то когда, спрашивается, подвергнуть ему «всестороннему обсуждению» все прочее?».

Не только господину Лисовскому пришлось поработать в поте лица, чтобы выполнить в назначенный срок предписание начальника губернии. С избытком хватило работы и председателям других покровских обществ и комитетов, а их в те годы было немало: Дворянское общество, коммер­ческое, приказчиков, взаимного кредита и санитарное, Лютеранское обще­ство и покровское отделение Союза русского народа. К ним можно до­бавить биржевой комитет, хозяйственную и электрическую комиссии и прочее, и прочее.

Управились, аккурат, к десятому июня. Времени до приезда губерна­тора оставалось ровно столько, чтобы привести себя в порядок. Слобода, как и заданные дела, уже были в полном порядке.
Утром десятого все покровчане от мала до велика собрались на Тро­ицкой площади. Чистые накрахмаленные рубахи липли к телу, тысячи тол­кущихся ног поднимали с сухой земли пелену пыли, оседавшую затем на потные тела и одежду.

К приезду губернаторского начальства была приготовлена оперная ан­треприза. В назначенный час артисты ответственно настроенные и в гриме ожидали сигнала к началу. Но… Десятого июня самарский губернатор снова не приехал в слободу, не сделал долгожданного объявления о придании Покровской статуса города. Уже в четвёртый раз Протасьев не сдержал данного слова.

Покровчане ёрничали над собой: «Перышки почистили, теперь пой­дём помоем шеи, может тогда губернатор приедет к нам».

… Двенадцатого июня 1914 года в шесть часов вечера к покровскому волостному правлению подъехал автомобиль с самарским губернатором Николаем Васильевичем Протасьевым. Гостя-начальника встречала вся местная администрация: земский начальник Лисовский, волостной стар­шина Гутник, сельский староста Завгороднев и другие должностные лица слободы Покровской. Гутник преподнес губернатору хлеб-соль и сказал краткое приветственное слово.

С заметным безразличием выслушав приветствие, губернатор вышел на крыльцо и обратился к слобожанам, которые всё подходили и подходи­ли к правлению (крестьяне, видимо, думали, что и сегодня слух о приез­де губернатора окажется ложным, потому собирались вяло, неторопливо, недостаточно активно). Обведя многозначительным взглядом почтенно обнажённые мужицкие головы, Протасьев торжественно произнёс: «Вы­работанный Советом министров проект о преобразовании слободы По­кровской в город государем императором утверждён, и слобода получила название — город Покровск, со всеми новыми для города правилами».

Едва губернатор произнёс заключительные слова, как площадь перед волостным правлением взорвалась восторженным «ура!!!» Оркестр по­жарной дружины заиграл гимн «Боже, царя храни» и площадь враз затих­ла при его первых звуках.

После недолгого импровизированного митинга губернатора Протасьева пригласили на праздничный обед, устроенный в доме купца первой гильдии Степана Петрова на Базарной площади. Обед с тостами и здрави­цами продолжался до девяти часов вечера, а потом оставив свой автомо­биль в слободе (нет, теперь уже в городе Покровске) Николай Васильевич Протасьев на пароходе Купеческой компании «Великий князь» (с 1917 года «Валентина») отправился в Саратов к своему коллеге, тамошнему губер­натору князю Андрею Александровичу Ширинскому-Шихматову.

На покровской пристани самарского губернатора провожал весь цвет нового города. Кроме упомянутого уже Лисовского, Завгороднева и Гутника здесь присутствовали: председатель биржевого комитета Боос, предсе­датель волостного попечительства Тихонов, председатель хозяйственной комиссии Пустовойтов, председатель благотворительного общества Го-ловчанский, благочинный покровских церквей отец Дамаскин, пробст Лю­теранского общества Ландау, председатель Покровского отделения Союза русского народа Дуплицкий, пристав Милешин, надзиратель за торговлей Кучеренко, околоточный надзиратель Чуевский… Присутствовали также почётные граждане города: Попов, Петров, Смирнов, Думперы, аптекарь Ашкенази, супруги Кассиль, Левков и другие.

Здесь, во избежании путаницы, считаю необходимым сделать неболь­шое отступление и пояснить суть почётного гражданства в дореволюци­онной России.

Почётное гражданство разделялось на потомственное и личное. На звание личного почётного гражданина имели право дети, церковнослужи­телей без учёных степеней, а также все лица, усыновлённые потомствен­ными дворянами и потомственными почётными гражданами. По особо­му ходатайству личное почётное гражданство могли получать кандидаты университета, действительные студенты и окончившие университет с ди­пломами первой и второй степени. К ним приравнивались воспитанники коммерческих училищ, кончившие курс гимназии с правом на чин четыр­надцатого класса, а также артисты императорских театров, прослужившие не менее десяти лет.

Почётными потомственными гражданами автоматически становились жены и дети потомственных граждан. Претендовать на это звание имели право: а) коммерции и мануфактур советники, б) лица, получившие орден, в) купцы со стажем более двадцати лет в первой гильдии или лица купече­ского звания, получившие внеочередной чин по службе. Подобные льготы распространялись на учёных со степенями доктора или магистра, а также на артистов и студентов…

Потомственное почётное гражданство на Руси передавалось по на­следству жёнам и детям, личное — нет.

По переписи населения 1897 года в Покровской слободе было зафик­сировано пятьдесят человек, имевших звания потомственного и личного почётного гражданства.

… На вопрос покровчан о намеченной дате официальных торжеств по случаю образования города земский начальник Лисовский отвечал: «При­казано ждать особого распоряжения».
В ожидании этот распоряжения всяк по-своему готовился к празднику. Оркестр разучивал марши, вальсы и мазурки, владельцы увеселительных заведений готовили оригинальный праздничный репертуар, с улиц и пло­щадей вывозился традиционный мусор и хлам, дамы шили новые наряды, начальственные лица готовили торжественные спичи.

Решил удивить своих посетителей сад «Венеция», располагавшийся у железнодорожной станции Покровск. Вместо обычных ужинов под вино и музыку, директор сада В. А. Куцков организовал лекцию саратовского краеведа Александра Александровича Гераклитова «О возникновении слободы Покровской и её история в Саратовском крае».

Вообще-то лекция планировалась ещё в мае, но на неё собралось очень мало слушателей. Однако Куцков не упал духом и вновь пригласил в сад Гераклитова на начало июня, как бы «яичко ко Христову дню». Со­бравшаяся праздная публика и предположить не могла насколько интере­сен может быть рассказ об истории родного поселения. Овации и тёплые рукопожатия были заслуженной наградой историку.
После краеведческой лекции благодарные слушатели на извозчике проводили Александра Александровича к последнему пароходу на Сара­тов, а один расчувствовавшийся покровчанин преподнёс историку пода­рок — рогожий куль с огромным свежим сомом.

… В середине июня в Покровск пришёл приказ из губернского управ­ления: «Торжества по случаю объявления города Покровска рекомендует­ся назначить на двадцать второе июня 1914 года с ожиданием прибытия господина губернатора до полудня того же дня».

— Когда-то они ещё будут — эти торжества, — подумали члены покровской вольной пожарной дружины,
— а мы пока устроим двухдневную про­гулку на пароходе по Волге.

И устроили. Говорят, что у буфетчицы было много работы, а на палубе почти беспрерывно «играл оркестр музыки» для подвыпивших брандмей­стеров. И всё это во славу города Покровска.
Нетерпеливые пожарные были, пожалуй, правы. Двадцатого июня ста­ло известно, что городские торжества с двадцать второго перенесены на двадцать седьмое, по воле самарского начальника губернии Протасьева.

— Ну началось…
— ворчали недовольные покровчане, наученные горь­ким опытом общения с его превосходительством.

Покровск заполнили маляры и художники разной квалификации. Об­новлялись вывески присутственных мест, банков, магазинов, ресторанов, контор. На речном дебаркадере уже приколотили огромный кусок фанеры с яркой надписью «ГОРОД ПОКРОВСК». Сад «Эльдорадо» спешно гото­вил многометровую декорацию с неаполитанским ландшафтом, а на бего­вом ипподроме покровского общества «Спорт» со дня на день переноси­лись приуроченные к празднику соревнования по разным видам спорта.

… Весь Покровск в унынии. Двадцать седьмого июня долгожданный праздник снова не состоялся «в связи с занятостью губернатора Прота­сьева». Очередная депеша из Самары приказывала перенести городское торжество на новую дату — десятое июля 1914 года.

В Покровской земской управе собрались на совещание начальные люди города. Шум, возбуждение, нервозность, эмоции — через край. Одни предлагают послать в столицу жалобу на губернатора, открыто игнори­рующего интересы Покровска; другие настаивают на ультимативной теле­грамме самому губернатору Протасьеву, ежели, дескать, не желаете при-
сутствовать на нашем празднике — дело ваше, а мы можем отпраздновать и без вас.

Равнодушных не было. Все возмущались, требовали, предлагали, но так и не пришли к единому мнению.

Шестого июля самарский гражданский губернатор Николай Василье­вич Протасьев проследовал через Покровск в Саратов по одному ему ве­домым делам. В Покровске генерал едва удостоил вниманием земского на­чальника. На вопрос обеспокоенного Лисовского, состоятся ли, наконец, торжества десятого июля или снова будут перенесены и будет ли присут­ствовать на них сам губернатор, Протасьев ответил: «Что и когда прово­дить в своём городе решают городские власти, а я буду присутствовать на вашем празднике, если у меня найдется свободное время».

Обиженный земский начальник сразу после неприятного разговора с его превосходительством объявил всем соответствующим городским службам, что праздник по случаю образования нового города Покровска состоится послезавтра, то есть восьмого июля 1914 года. «Это решение окончательное и далее сроки переноситься не будут», — твёрдо заключил земский начальник.

Покровск. Восьмое июля. К вечеру лёгкая пелена облаков прикрыла раскалённое солнце. Зной начал спадать. Колокола всех покровских церк­вей ровным торжественным звоном напоминали покровчанам о прибли­жающемся празднике. Этот колокольный звон, то серебряный, то нежно-малиновый, равномерно растекался по городским улицам, проникал в подворья, дома, хатки и выманивал горожан на свет Божий.

К шести часам вечера многочисленная публика малыми и больши­ми группами потянулась из разных концов Покровска к центру города на Троицкую площадь — главное место предстоящих гуляний. Одновременно к городу торопились, погромыхивая на ухабах, телеги из окрестных сёл, деревень, хуторов, жители которых тоже пожелали участвовать в праздне­ствах. Много гостей прибывало и из соседнего Саратова.

К семи часам основная масса народа была в сборе. Около тринадцати тысяч человек заполнили центральную городскую площадь и прилегав­шие к ней улицы, скверы, дворы и пустыри.
Над медленно двигавшимся муравейником толпы поднимались серые клубы пыли, которая тут же неизбежно оседала на аккуратно причёсанные головы горожан и недавно вычищенные и отглаженные одежды. Настой­чивая пыль проникала за шиворот, в уши, ноздри и глаза, неприятно хру­стела на зубах гуляющих покровских жителей.

Официальный праздник — гуляние открылся в начале девятого часа красивым фейерверком и петардами на фоне весёлых оркестровых мело­дий. Гвоздём программы стал живописно и совсем не страшно смотревшийся взрыв так называемого «японского броненосца», яркими огнен­ными вспышками озарявший темнеющее небо. В саду у Народного дома (театр-цирк) играл духовой оркестр. Молодежь танцевала украинские, русские и немецкие танцы. Однако танцующих было не так много, как могло бы, если не всё та же надоедливая пыль, поднимавшаяся из-под ног танцующих.

Вечерний праздник проходил и в других уголках Покровска. Сад «Эль­дорадо», как и обещал его хозяин Иван Осипович Широков, расстарался на славу. На усладу покровчан здесь проходили один концерт за другим, и один лучше другого. Для развлекавшейся публики работали буфеты с таким разнообразием вин, закусок и сладостей, что удивлялись даже за­всегдатаи подобных увеселительных заведений.
Сад «Венеция» кроме танцев предложил своей ресторанной публике небольшой хор, работавший под цыган…

На следующий день покровский праздник продолжался. В зале народ­ного дома (теперь читальный зал Центральной библиотеки) состоялось цирковое представление. Особый интерес вызвали схватки борцов.

На беговом ипподроме общества «Спорт» проводились соревнования между Покровскими и саратовскими велосипедистами, мотоциклистами и автомобилистами. А на спортивной площадке за железнодорожным вокза­лом яростно сражались местные футбольные команды.

Поскольку губернатор Протасьев так и не прибыл на торжества в По­кровск, на его имя в Самару была отправлена телеграмма следующего со­держания: «Сегодня г. Покровск празднует своё преобразование. Гражда­не юного города приносят Вашему Превосходительству благодарность за содействие насаждению гражданственности и желают доброго здравия на многие лета».

На любезность покровчан губернатор ответил любезностью: «Сердеч­но благодарю граждан Покровска за привет, искренне желаю юному горо­ду всестороннего процветания. Губернатор Протасьев».
Вечером девятого июля веселье на Троицкой площади не утихало. На ней была устроена деревянная эстрада, украшенная гирляндами зелени. Снова играл духовой оркестр вольной пожарной команды. Всюду танцы, пение, смех. Когда стемнело, в небе вспыхнули иллюминации, фейервер­ки… Гуляния продолжались часов до двух ночи.

Наступило десятое июля 1914 года. Как говорится на Руси: «Погуляли — пора и честь знать» … Началась будничная жизнь с обыденными забота­ми нового города Покровска.

Автор текста Генадий Мишин 1998 г.